Когда доктор Франкенштейн мон­тировал своего монстра из фрагмен­тов отработанной материи, он думал, должно быть, точно так же, как сего­дняшний хроникер, корпящий над пленкой: еще кусочек... еще деталь... а это мы переставим, а это склеим... разряд электричества — и будет Жизнь! Но чудеса в этом деле так ред­ки! Сплошь и рядом выходит монстр.

Со времен Франкенштейна техни­ка сборки значительно улучшилась. Чудовище, сшитое через край суровы­ми нитками, приобрело вид гладкого и гибкого существа, чрезвычайно жизнеподобного и убедительного. А с переводом культуры в телевизи­онный формат к этому прибавилось еще и мнимое «неучастие» создателя в появлении своего детища. Объективность телекамеры как будто гаранти­рует чистоту и подлинность «спонтан­но» возникающей на экране реально­сти. Но на самом деле «реальность» уже трактована и умело сформована заданностью ракурса, принципом от­бора и фрагментирования реально протекающих событий, рассчитан­ным или нечаянным смыслом, возни­кающим при сопоставлении «картинки» с остальным телетекстом — от за­кадрового комментария до рекламной паузы.

Но если бы только это! Тотально охваченная информационным про­странством, сама наблюдаемая жизнь перестает быть такой уж реальной. Недавно, скажем, MTV объявило о начале новой акции: по московским улицам, безликий и вездесущий, снует студийный фотограф. В любую мину­ту, где угодно — в кафе и супермар­кете, в офисе и на трамвайной оста­новке, в метро и парикмахерской — вы рискуете встретить взгляд его не­дреманного технического ока. Пред­ставляете, сколько расщепленных со­знаний может породить эта ситуация? Сколько людей в напряженном ожи­дании из-за угла роковой фото- или телекамеры заведомо обречено играть роль, продуцировать фикцию вместо неподдельности и искренности чувств?

В нынешней обстановке энергич­ного производства имиджей, симулякров и виртуальных двойников «Мути­рующие тезисы» Бориса Юхананова читаются и как альтернативная техно­логическая схема, и как воплощенная в текст тоска по реальности, по жиз­ни как таковой. В этом качестве они уже — акт, уже самодостаточны, как жест, исчерпывающий всю полноту смысла. Независимо от того, реализу­ется ли проект индуктивного ТВ, этот текст уже осуществлен.

Другое дело, возможна ли сегодня «индуктивная» одиссея телевизион­ного микроавтобуса «в неизвестном направлении», без конкретной цели, ради чистого наслаждения видеть то, что философ назвал бы Physis - не­означенное, неопределенное, свободно текущее событие жизни? Возможен ли в пространстве ТВ диалог, всё ис­кусство которого заключается не в остроте тезисов, а в умении слушать другого?

Такое путешествие и такой диалог необходимы — это бесспорно. Иначе мы рискуем распылить себя в матрич­ном пространстве, сработанном из бесчисленных фикций, рискуем за­быть, что мы живые и мир живой.

А что касается возможности... Ис­тория русской документалистики зна­ет подобные проекты, связанные, на­пример, с именем Владимира Ерофее­ва, режиссера, преодолевшего «инер­цию фиктивной формы». Но тогда, в 30—40-е годы, государство финанси­ровало отрасль производства, имену­емую научно-популярным кино. В расплывчатых рамках этого определения относительно свободно могла суще­ствовать неангажированная экспери­ментальная кинематография. Та же ниша успешно служила ей и в 60—70-е годы. Сегодня найти спонсора, гото­вого оплачивать бескорыстный и по­литически непредвзятый поиск реаль­ности в море «разбушевавшихся фик­ций», гораздо сложнее. Проще добыть денег под скандально-зрелищный проект «Гарем».

Это первое. А второе: пробиться к реальности через плотную сферу видимостей, которыми уже почти инстинктивно окружает себя человек современной культуры, — дело риско­ванное и трудное. Имидж победителен в силу нашей привычки к нему, в силу мечтательности, свойственной инфан­тильному массовому сознанию, и про­сто потому, что немыслимых усилий требует сегодня от человека всякая по­пытка самоидентификации на фоне неисчерпаемо-разнообразных точек зрения и моделей поведения, щедро рассыпаемых телевидением.