Признание Мулея в ревности к Феникс и фрагмент из «Сцены с конем»

 

Б.Ю.: Вот дай текст мне на секундочку, пожалуйста, Маш.

ФЕРНАНДО:

Поедом себя я ем...

Бедняжки, без подачи отпустил...

МУЛЕЙ:

Так любить дано немногим.

Я смотрел издалека,

Как в вас жалость велика

К этим узникам убогим.

ФЕРНАНДО:

Доля этих всех людей

Мне должна служить уроком:

Ведь в грядущем недалёком

Станет участь их - моей.

МУЛЕЙ:

Я возможности не вижу.

ФЕРНАНДО:

Принцем я рождён на свет...

Он открывает ему опять...

От раба до принца крови...

Сохранять всё тот же круг...

К рабству перейти от барства –

И пойдут за днями дни,

За мытарствами мытарства.

МУЛЕЙ:

Завтра вас возьмут домой,

Встретят, руки к вам простерши.

По сравненью с вашим, горше

Незавидный жребий мой.

ФЕРНАНДО:

Мы с тобою в Феце оба.

Этому наперекор

Ты мне про свою зазнобу

Не рассказывал с тех пор.

МУЛЕЙ:

В самом деле, мы вдвоем

В городе одном бок о бок.

Верно, я стыдлив и робок

Где-то в существе своем.

Я таиться дал обет

О любви своей предмете.

Раз ты друг, не кто-то третий,

Я открою свой секрет.

Птица Феникс, - слушай, слушай! –

Возрождается века, -

Так бессмертна и тоска,

Мне снедающая душу.

Точно Феникса, огню

Предаю я ревность к милой

И, как Феникса, храню

Страсть, прошедшую горнило.

Выше всякой похвалы

И ценней любого дара

Жизнь, рожденная из жара,

Феникс, взмывший из золы.

Феникс - образ потаенный.

Имени не молвлю вслух.

То, что выдал я, как друг,

Утаил я, как влюбленный.

А что он собственно выдал здесь, как друг, в чем здесь сейчас его рассказ? Вот что он тут утаил, как влюбленный, и что он выдал, как друг? В чем его секрет?

- Возрождение Феникса, возрождение жизни через Феникс, через любовь.

Б.Ю.: Он таится о предмете своей любви, вот что он говорит здесь: «Раз ты друг, не кто-то третий, я открою свой секрет». Вот дальше:

Птица Феникс, - слушай, слушай! –

Возрождается века, -

Так бессмертна и тоска,

Мне снедающая душу.

Точно Феникса, огню

Предаю я ревность к милой

И, как Феникса, храню

Страсть, прошедшую горнило.

Это что, что за тоска? Он открывает что-то...

Выше всякой похвалы

И ценней любого дара

Жизнь, рожденная из жара,

Феникс, взмывший из золы.

Феникс - образ потаенный.

Имени не молвлю вслух.

То, что выдал я, как друг,

Утаил я, как влюбленный.

Это что такое? Это его ревность? Написано так, вот давайте верх возьмём.

- Ну, что он хранит эту любовь, она в нем горит.

Б.Ю.: Написано так - он в страшной ревности. Феникс гово­рит: «Давай терпеть, давай терпеть, мы не можем, давай тер­петь». Потом, хорошо, «давай терпеть, терпеть не можем», хочет умереть. Его опять возвращает к жизни Фернандо, ко­торый говорит: «Иди, иди, завоевывай свою любовь». Он идет завоевывать свою любовь, натыкается на предсказание - это верх, верхний сюжет - натыкается на предсказание, чувству­ет, что это предсказание по его поводу, что он должен покон­чить с собой. Хотя шел он для примирения с ней. Это верх, не мой разбор, верхний сюжет рассказываю, казалось бы, как написано. Дальше он открывается, говорит: «Я вот всё пони­маю, я должен уступить, но во мне всё время возобновляет­ся какая-то страшная сила, я тебе как другу скажу, страшная сила, - он называет её ревность, - она как Феникс, вот эта сила ревности, она, как Феникс, она всё время во мне возобновля­ется. Я тебе сейчас открыл то, что я, как влюбленный, утаил, я тебе, как другу, сейчас открыл». Вот что он говорит, ну, если по-простому читать. И уходит. Или там:

ФЕРНАНДО:

Неуспех мой несравним С этим горем наихудшим.

Если фениксом он мучим,

Преимущество за ним.

Редкостна его беда,

А моя обыкновенна:

На войне любой военный

Может пленным быть всегда.

А что Фернандо называет бедой? Это «редкостная его беда», необыкновенная его беда? В чем он ему признался? В ревно­сти, да? Он признался ему в страшной, неизбывной, неизле­чимой ревности.

- Возобновляющейся.

Б.Ю.: Да, постоянно возобновляющейся. Написано здесь, это и есть его секрет. В принципе, если так играть... можно так играть? Можно. В нашем спектакле это может быть вариация такая… прекрасно, так и написано. Пастернак это разыгрыва­ет. Как стих устроен? Он Феникса, которого вначале называет своей страстью, ревностью своей тоской… он ещё тоской на­зывает... переносит уже как имя. Поэзия начинает это разыг­рывать на словах второго невольника. В этом смысле эта как бы микропоэма располагается от Феникса до Феникс. Второй невольник ему говорит: «Жизнью долгою владей, птицы Фе­никса длинней». И дальше возникает тема Феникса. Понима­ете, эту тему Феникса подхватывает Мулей и рассказывает. Так музыкальность, так стих живёт, поэзия так живёт.

Действие живёт другим. В действии этому новому своему дру­гу, учителю, он открывает тайну своей души, которую снедает ревность. И это Пастернак разыгрывает. И дальше в чем об­раз, образ, тайна души, в чем образ этой тайны? В том, что эта ревность всё время в нем возобновляется, он ничего с ней не может поделать, она опять, эта ревность, возобновилась в нём, она сильнее всего. «Жизнь, рожденная из жара, Феникс, взмывший из золы», он говорит: «Живи», он говорит: «Вот, когда я живу, меня снедает ревность. Этот Феникс, он взмыл опять из жара, и жжёт меня, жжёт» - вот жизнь, рожденная из жара, «Феникс, образ потаенный, имени не молвлю вслух». Вот тут он переходит на нее. «Феникс - моя страсть, Феникс - моя любимая», вот что тут сказано. Если в песне петь, это так, «страсть моя, моя ревность, как Феникс, всё время во мне воз­рождается вновь, и жаром снабжает мозги и кровь, Феникс, любимая, скрытый мой образ!» Вот он приблизительно так поет. Простая вещь, испанская. Слышите, да? Так устроена эта сцена - «да выдал я, как друг, выдал я, как влюбленный». Он же только что это утаил, он же сказал: «Иди», он же совер­шал альтруистический акт, «иди к любимому, а я сам с собой разберусь, а ты иди к любимому», Феникс, он ей сказал, «и вот я тебе это выдал, что на самом деле, а как влюбленный своей любимой я это не сказал». И пышущий жаром, уходит, оживающий, оживающий, оживающий, уходит. Юлечка, что ты грустишь?

Юля: Нет, нормально все. Я так, думаю.

Б.Ю.: И как говорит Фернандо? «Да, я просто пленный, а тут какие страсти». Вот приблизительно, что он говорит, в прин­ципе, полный юмора, иначе, ну, это совсем из жизни святых идиотов. «Ну, я просто военнопленный, а тут такие страсти» - это приблизительно так. Теперь, значит, если так разыгры­вать, а так разыгрывать можно, это абсолютно чистый театр, прекрасный, понимаешь, Маш, о чем я говорю? Да, можно так играть. Теперь, что я делаю? Чуть-чуть усугубляю, я как бы перевожу это из такой прекрасной и простой драматургии, чуть-чуть усугубляю определённые мотивы здесь, усугубляю, сознательно усугубляю, чуть-чуть завинчиваю дальше винт этой драматургии, прекрасно понимая её устройство. И вот тогда я ввожу это условие, которого не существует, казалось бы, не существует в этом тексте пастернаковском - догово­ра Феникс, условия, которое скрыто. Оно на самом деле здесь есть, но скрыто, и оно скрыто в незримую вещь, его нельзя да­вать. Пастернак же это всё переводит в сталинское время, он не может давать, потому что это же вся история сотворена в разгар этого времени, понимаете? И он это время в этом пере­воде передает. Это такое тайное пастернаковское послание.

- Ну, или как «Фауст».

Б.Ю.: Абсолютно. Вот она, тирания, понимаешь? Тогда я это подхватываю, открываю этот момент здесь, сейчас, на уровне действия. Тогда я говорю - они сговариваются, это условие для того чтобы возникло всё дальнейшее действие. И дальше тогда так. Тогда нам надо раскрыть, а при таком подходе что такое слова?.. Тогда я строю Мулея иначе - он приходит, у него инициатива. Когда Феникс его видит, она тогда понимает, о чем была старуха. Понимаете, да? Это сцена взаимная, открытая. Она не знает, а он знает, он говорит: «Да, про это». Происхо­дит разрыв, не разрыв их, а договора. Что за этим стоит? А за этим разрывом стоит открытая любовь, любовь живет в смер­ти, в решимости на смерть, понимаете, да? Он её не запрещает. В принципе, происходит бунт. А если так, по Феникс, «если так происходит по отношению ко мне, тогда я тоже... я, что, должна мириться с этой историей?» И это как раз содержание диалога с Фернандо. «И я не буду с этим мириться». Это два бунтующих сердца, одним актом - благословение Фернандо на жизнь, то есть на смерть, он возобновляет их любовь, преодолевает за­прет короля, понимаете, да? Вот что здесь происходит - прео­доление запрета, он его как бы сжигает. Фернандо движется по миссии. Он говорит: «Это моя миссия». В этом смысле срав­ниваются две доли - его доля и доля Мулея. Это важно. Это не военнопленный. А «вот моя доля». Какая доля? Крестный путь - его доля, лобное место. Смерть - его доля, доля Фернан­до. А он говорит: «Что моя доля? Военнопленного...», он так её называет, но имеет дело здесь со своей долей, с этой: «У него-то доля погорше, у него-то доля погорше, ой, у него доля погорше, вот это животное сердце, которое сейчас так страдает».

Фернандо понимает, что жизнь в смерти, что в смерти он получит жизнь. Он это знает, он же посвященный, он уже знает, он сюда для этого приехал. А вот сердце страждущее, которое не знает, как устроен мир, и это страждущее сердце сейчас ре­шается на смерть. «Ну, я иду на смерть, и он идёт на смерть. Ну, разве можно сравнить мою долю и его? Я, знающий, что в смерти жизнь», и он, этого не знающий. Вот тогда о чём он говорит. И тут же, в этот же момент, приходит король, и гово­рит: «Пошли, пошли, пошли». А куда пошли? Пошли в узло­вой момент, пошли туда, где сейчас всё это и свершится, это стремительное развитие, нету ничего за краями, где собствен­но свершится, где он съест рукопись, и скажет: «Всё», и всё состоится, он будет переведен, он как бы будет пущен уже на крестный ход, Фернандо. Он ждет, он знает, это сейчас про­изойдет, в рассказе. В этом смысле я рассказываю героя, ко­торый знает финал. Не я знаю персону, персонажа, а в этом смысле уникальность персонажа в том, что мы все не просто как персоны знаем финал, а у нас персонаж, знающий финал, это и есть посвященный, святой. Тогда в чём секрет? Секрет заключается в том, что я люблю. Это рассказ не про ревность, а рассказ про то, что «Ревность - это жар, в котором спрятана моя любовь. И я не могу не любить, я ничего с собой не могу поделать, у меня так устроена душа, что я, который сейчас все, я должен умереть, естественно, я умру, всё, но у меня все мои силы, все-все-все вот в этом», вот этот монолог. И тог­да он ему сопереживает, он говорит: «Да, конечно, да. Жут­кое дело, страшное дело я тебе сопереживаю, я тебе на самом деле очень страшно сопереживаю». Но, конечно, есть знание финала, когда он заставит мир... Как, знаешь, если бы Досто­евскому Господь сказал: «Ну, хорошо, Федор Абрамович. Всё хорошо, Федя. Значит, ты говоришь, слеза ребенка... чтобы не проливать? Я тебе даю право не пролить слезу ребенка, вот действуй, Федор Михайлович». И тогда обустроит Федор Ми­хайлович свой роман так, что не прольется слеза ребенка.

Для того чтобы сыграть Фернандо, надо обрезать чувство са­мосохранения. Когда я говорю «освобождение», я имею в виду именно это.

Финал именно с этим связан. Это и называется жизнь... В ко­дировке финала, когда он говорит: «Жизнь дарить большое счастье». Жизнь - это обрезанное чувство самосохранения по Фернандо. Вот тема. Это не просто свет, не просто осо­бого рода разворот, с которым придется иметь дело, если на самом деле двигаться по этой стезе, по этому пути, который мы называем «Стойкий принцип». Стойкий принцип - это риск, который называется в священном тексте «бесстрашие». С ним по жизни, и особенно в наше время, когда надо очень выверенно жить, сбалансировано существовать, потому что иначе тебе останется довериться только Господу Богу. А до­вериться Господу Богу по жизни - ну, знаете... Очень хорошо понимаю. Вокруг этого здесь идёт разговор, это тема спектак­ля. Вера в доверии Господу Богу и есть то самое бесстрашие.

Вы на двоих это рассказываете, как две персоны. А персонаж - то, что носит с собой Мулей. Какой из этого он делает вывод? Самоубийство. Но его не посылает на самоубийство Фернан­до. Вот в чем освобождение? Освобождение от законов этого мира, от князя этого мира, вот это и есть освобождение. Он это совершает, говоря: «Я тебя взял в плен, но в плену нахо­дишься ты. Освобождение от князя этого мира, потому что такая красота, такая порода, я счастлив, я счастлив», он начи­нает с этого, он говорит: «Я невероятное испытываю счастье». Он фиксирует, констатирует, как репортаж из ситуации: «Я испытываю невероятное счастье, что у меня в плену такая порода, такие возможности, такой потенциал, невероятной красоты, невероятной мощности, невероятной. Что случи­лось, почему такой потенциал? Что случилось, почему в та­ком упадке?» Дальше идет огромный рассказ об этом упадке. «Господи, иди!» Вот это следующий путь. «Иди, живи!» Он что говорит, акт в чем заключается? «Я тебя освобождаю от плена, нет, иди, живи!» Вот эта власть воли рассеивается в этом акте, очень сильный акт. В этом смысле это действенный момент. Этот действенный момент, с точки зрения сцены, яв­ляется самым сложным, вот это «иди, живи!» В этих словах нет никакой психодрамы, какой-то глубины, подземки. Вот в этом акте «я тебя освобождаю», в этих словах - узел. Когда разворачивается в монологе Мулей, в этой сцене можно сесть в зрительный зал, это сцена чистого монолога, это не диало­гическая сцена. Вот мое предложение. Можно спокойно сесть, потому что просто надо развернуться из депрессии и набрать полноту жизни. Вот этот узел.

ФЕРНАНДО:

Храбрый мавр достойный!

Если Правда все, что ты поведал,

Если так ты обожаешь,

Как изобразил мне это,

Если чтишь, как преподносишь,

И, как выдаёшь, ревнуешь,

Если страхов так ты полон,

Как отдался подозреньям,

Если любишь, как горюешь, -

Радуйся своим страданьям...

Это что, какая-то проповедь, какой-то акт, где надо жирнить слово, что-то такое в него вкладывать, чего нет? Ни в коем случае.

Пусть твой выход на свободу

Выкупом твоим мне будет.

Добрый путь! Скажи невесте –

Некий португальский рыцарь

Продает тебя ей в рабство.

Мне положенную плату

Дать тебе я доверяю.

Посмотри: и конь очнулся,

Отдохнул и отлежался.

Так как знаю я, что значит

Промедление в разлуке,

То прощай, садись немедля

На коня и отправляйся.

От слова «храбрый» до слова «отправляйся» - весь этот моно­лог. «Храбрый», «отправляйся», «рабство», «выход на свобо­ду», «мне выкуп». Вот ключевые слова.

Б.Ю.: Здесь весь финал говорится одна вещь: если ты переста­ешь быть человеком, ты начинаешь быть с Богом. Вот и будь, иди с Богом. Первый акт этой сцены - «пробудись, ты неверо­ятная драгоценность, пробудись». Возьмите это как притчу о человеке. «Пробудись, ты невероятная драгоценность. Но это твое дело, пробудишься ты или нет». Поэтому я говорю, сядь в зал. Фернандо пробуждается за счёт того, что заново прохо­дит жизнь. Он говорит: «Потрясающе, ты пробудился, а теперь живи свободно! Живи свободно, так устроен человек! Просто живи свободно! Да, потрясающе, так устроен человек, это по­разительно, надо жить свободно!» «Кто ты такой?!» - «Я про­сто рыцарь, а что, Аллах тебе, если он Бог, если он Бог, то тогда мы вместе, потому что есть только Бог, больше вообще ничего нету». Вот и вся сцена, только это и есть эта сцена. Поэтому я говорю, её не надо играть в диалоге, надо находиться на терри­тории притчи, а в притче надо конструкцию найти.

Конструкция: вот приходит человек, садится, другой человек приходит... Первый: «Невероятная драгоценность, потряса­ющая драгоценность, что же эта драгоценность в таком упад­ке? И его конь в страшном упадке. Такая драгоценность, что мне дороже, чем то, сё, третье, десятое, чем все, даже если бы здесь Христос был. Гвоздика, его цветок, мне, христианину, до­роже. Такая невероятная драгоценность. Ну, что с тобой, что с тобой?!» Второй: «А вот моя реальная история...» В принципе, банальная история - отобрали бабу. «Господи, да ты свободен, иди! Ты абсолютно свободен, никому не подчиняйся, и всё! Вот тебе вся история, только Богу одному! Я не верю никому, только Богу одному! Всё, вот твоя история». - «Да! А ты кто та­кой?!» - «Я просто рыцарь, просто ему служу. В этом смысле я никто. Аллах Бог - хорошо!» Вот вся сцена. Притча о человеке.

Всё. Что тут сложного играть? Никаких психодрам. А ваш кон­такт через притчу. И не имеет значения, на стульях вы, на полу, на люстре, не имеет никакого значения