Вы ставите первый спектакль в новом сезоне в Российском Драматическом театре Литвы. 27 ноября премьера – «Недоросль» Фонвизина. Какими судьбами Вы попали на эту сцену?

Меня пригласил Володя Тарасов, который сейчас является директором этого театра. Раньше мы не работали вместе. Однако довольно много слышали друг о друге. Я о нем – как о великолепном музыканте, он – о моих режиссерских работах.

Вы выбрали Фонвизина сами. Почему? Это будет обычная классическая комедия?

Я давно занимаюсь театром нового формата. Нахожу необычный потенциал текстов в новом формате. Эта работа началась в тот момент, когда я попробовал перечитать «Вишневый сад», сакрализируя текст Чехова. Я вынул его из рамок салонной драмы и начал рассматривать в плоскости иной энергии и иных смыслов. Этот опыт я перенес на дальнейшее чтение следующих произведений великих российских драматургов. Текст Фонвизина оказался необычно удачным для такого подхода.

Естественно, нелегко осуществлять такую работу в театре, который имеет за собой совершенно иной опыт игры. Помимо этого, я решился на репетицию постановки спектакля нового формата в традиционном русском театре, с традиционной русской труппой.

Кроме того, само произведение оказалось источником всей русской драматургии. Я хотел провести в этой работе реконструкцию реконструкции. Это связано с тем, как я слышу внутреннюю тему драмы. Духовная часть и мифологическое сознание встречаются в ней в плоскости текста.

Прежде всего я обратился к книге великолепного петербургского актера и режиссера Юрия Озаровского, изданной в начале века. Он соединяет опыт работы с этой драмой в течение столетия в Императорском театре. Изобретает виртуальные мизансцены. Даёт массу деталей. Я отнёсся к нему с пиететом и добавил к этой внутренней кабале опыт следующих лет, вводя к Озаровскому совершенно новое, отличное сознание новейших поисков русского театра. На этом основана моя стратегия в случае этой работы.

Предполагается многоплановый спектакль. Может быть принят разнородной публикой. Это может быть рецептом для театров такого уровня, как Российский драматический театр в Вильнюсе? У Вас есть опыт работы на русских сценах за границами России?

Я первый раз работаю в русском театре за границей. По правде говоря, это спектакль многоплановый. Мы вводим несколько видов игры. Это театр мистический, структурный, плановый, – по Озаровскому – который в сумме даёт несколько театров, которые следовало привести к общему знаменателю. Это интересно, сложно. Я надеюсь, что для труппы это будет полезный опыт. Актеры получают необычно острую профессиональную нагрузку, что требует особой концентрации. Наверное, это поможет театру сделать шаг в направлении возрождения. Мы говорили об этом с Тарасовым.

Актеры не потерялись в новой ситуации? Перед приездом Вы не были знакомы с труппой. Как происходило формирование команды?

На все про все у меня было пять дней. Это была игра и очень сложная работа. У нас было очень мало времени. Тогда мы выбрали два состава, я понял, что мы должны работать на два фронта. Они будут помогать друг другу.

Естественно, для меня это огромная нагрузка. Как если бы я должен был бы учить партитуры сразу с двумя оркестрами. Работаем в две смены. Думаю, что актеры не потерялись. Работают с огромным интересом и энтузиазмом. Естественно, нелегко. Это максимально радикальный эксперимент. В художественном смысле мы устроили шоковую терапию для театра.

В ходе работы в Вильнюсе Вы остаетесь верными своей собственной методике проведения репетиций, это тоже новая форма? Знаю, что все репетиции скрупулезно записываются. Это вытекает из общей концепции?

Я бы сказал, что я должен был построить специальную методику репетиций в связи с особенностями проекта. Прежде всего, у меня самого не было опыта в объединении такого количества плоскостей в одном произведении. Это открытие так же и для меня – рискованное путешествие, в которое отправился вместе со мной весь театр.

Вы вспомнили «Вишневый сад». Проект «Сад» до сих пор существует? На какой стадии развития он сейчас?

Существует. В прошлом году мы играли седьмую регенерацию. Сейчас, после моего возвращения, у нас будет небольшой фестиваль, посвященный методологии. В нем примут участие несколько московских театров. Во время проведения фестиваля мы представим восьмую регенерацию.

Новейшей Вашей премьерой является «Фауст». Конечно, это не исключительно случайное почитание в связи с юбилеем Гёте…

Естественно. Это очень важный для меня проект, продолжающийся во времени. Я сделал его весной этого года в Москве. Премьера прошла на немецком фестивале. Юбилей, однако, мне помог. Институт Гете в связи с этим дал возможность мне реализовать спектакль. Это была важная финансовая помощь. Я чрезвычайно сильно сжал спектакль во временных рамках вопреки своей природе, но считаясь с требованием современной действительности. Длящийся свыше 5 часов спектакль мы сократили вдвое. В ближайшее время нас ждет московская премьера.

К премьере «Фауста» готовится также Литва. Может быть у Вас была возможность пообщаться с его создателями? В ходе пребывания в Вильнюсе у Вас был случай увидеть какие-нибудь спектакли?

Нет. Был только на спектакле Коршуноваса «Shopping and fucking».

Какие Ваши впечатления?

Не хотел бы говорить ни хорошо ни плохо.

Возвращаясь к «Фаусту» и пользуясь случаем, что у Вас был день рождения, желаю всего самого наилучшего, и осмеливаюсь спросить – в какой мере Вы фаталист?

Это великолепный вопрос для меня. Как-то я вел проект «Дауны комментируют мир». Работал с детьми с синдромом Дауна. У них нет чувства времени. В этом смысле – в них закончилась эволюция. Они живут вне времени. Я о себе тоже склонен говорить: путешественник во времени.  Меня занимает временная реальность. Если бы я хотел быть кем-то в этом смысле, то «Жизненным Дауном». Кроме этических основ, которые я в них открываю, они освобождают человека от фатума. В ходе общения с такими людьми начинает казаться, что фатум – это иллюзия. Тем временем, если речь идет о суевериях, знаках, то я – ужасный фаталист, жутко суеверный дикарь. Но там, где начинается жизнь моей души, скорее путешествую во времени. Возможно это ради упорядочивания своих счетов с фатумом.

Жить правильно – это значит жить так, как если бы ты был бессмертным?

Да. Нужно жить от конца эволюции. Нет смерти.

Мы не так часто наблюдаем такое отношение. Мир такой, каким его видит каждый. Все же, среди коммерциализации, театральные школы снова трещат по швам. Почему?

Люди стремятся к красоте и радости. Мы все быстрее начинаем ощущать скуку от нового ресторана или просто от комфорта. Особенно восточноевропейцы, которые не напитались этим миром с детства. Они сравнивают. Я сейчас не о политике, конечно.

В художественном смысле у нас опыт бедной, но счастливой жизни. Этот опыт конкурирует с опытом сытой жизни. И в этой конкуренции, в Восточной Европе, как мне кажется, начинает проигрывать сытая жизнь. Если в чьей-то душе эти гонки уже закончились, то часто эта душа выбирает искусство, театр.

Перевод: Екатерина Москалева-Потемкина

При содействии Польского культурного центра в Москве.