Оксана Смит (Великолуг)

Ну, что я могу про себя написать? Я родилась сорок лет назад в Ростове-на-Дону. Родилась, увы, с церебральным параличом. Терпеть не могу высокопарных и пафосных фраз типа: «Несмотря на болезнь, она выросла и продолжала жить!» − они, как клише-паразиты, доставшиеся нам из советской эпохи, и никогда не соответствовавшие действительности. Я просто жила, и просто выросла. Училась в обычной, общеобразовательной школе, хотя и на надомном обучении. Мне всегда не хватало общения. Из-за проблем с речью, мне трудно было высказывать свои мысли. Наверно, поэтому я стала писать.

Когда мне было восемь лет, мой папа научил меня печатать на печатной машинке, по клавишам которой надо было бить изо всех сил. Я и до того пыталась писать «книжки», но у меня получались, скорее, обычные детские каляки-маляки, потому что все буквы я писала в другую сторону. Будто отражая в зеркале.
А когда появилась возможность печатать, я стала выражаться яснее. Например, я выпускала остро-политическую газету, придумывала всякие истории на злободневные темы, делала уроки. Так шли мои годы…
И вот в 17 лет со мной случилось настоящее, огромное чудо. Это чудо перевернуло мою жизнь и направило её по абсолютно необычному руслу. Я попала в театр к Борису Юхананову. Когда я сказала моим родителям, что хочу работать в театре, и, возможно, быть актрисой, они посоветовали никому об этом не говорить, чтобы не решили, что их ребёнок сошёл с ума.
А я почему-то не считала моё желание таким уж безумным. Ну, хорошо, не буду я актрисой, так я же могу писать о театре или делать что-нибудь ещё. Но обязательно в театре. Вне театра я себя уже не мыслила.
Так я и написала книгу о театре, потом мои манифесты и эссе. Однако же, моя невероятная, заветная мечта стать актрисой, всё-таки, сбылась.
Я играла одну из главных ролей в спектакле «Повесть о прямостоящем человеке» более двух лет.
Потом замужество, путешествия, путевые заметки и всякие житейские беды отвлекли меня от театра на целых десять лет. Теперь свет наполняет мою душу снова. Я начала рисовать после долгого перерыва, и писать про театр.

"Орфические игры. Панк-макраме"
Зрительский дневник Оксаны Великолуг

Предисловие

Представляю вам мои заметки в Фейсбуке, которые я делала по мере просмотра спектакля «Орфические игры». Замечу, что это был удивительный для меня опыт. В тишине моей комнаты я распутывала замысловатые узоры этого огромного полотна. Свободная от чьей бы то ни было реакции, кроме своей, я отпустила себя, расхулиганилась и с улыбкой шла вперёд. За этот месяц лица актёров стали родными. Я буду скучать по рыжему Тихонечке и по Соловушке. По многочисленным Эвридикам, Орфеям, роботам, Оракулу и другим персонажам. Иногда, просыпаясь утром или среди ночи, я с ужасом понимала, что забыла описать ту или иную яркую фигуру, которая теперь отчётливо стоит перед моим внутренним взором, будто спрашивая: «И зачем ты, Ксюша, про меня забыла?»

Образы, образы и сейчас кружатся в моей голове. Например, девушка с двумя хвостиками, у которой один глаз покрашен синим, другой лиловым цветом. Девушка из самой страшной, маниакальной серии. Наверно, её тоже зарезал этот недо-раскольников.

Или в предпоследней серии на сцену прибежали рыжий рыцарь и его рыжая дама, но они были настолько неестественны по сравнению с реальными Орфеем-солнышком и Эвридикой-солнышком, что я начисто выпустила их из виду. Да так ли это важно?

Главное ведь – смысл и искренность. А они там были.

Думаю, если бы я сидела в зале, я бы многого не увидела, так как свойство моего восприятия в том, что мне легче переваривать небольшие объёмы смыслов. Кроме того, работа операторов позволяла мне видеть всё с необычных ракурсов, а в зале всё видно лишь с одного ракурса.

Хотя в театр мне всё равно хочется. ВСЕГДА.

1. Орфей. Поймала себя на том, что мне лень писать тексты в Ворде. Гораздо интересней настрочить пару строчек здесь, в Фейсбуке, и получить уйму лайков… или не получить... Ну да ладно. Это я так. Ворчу. Сквозь болезнь, у себя дома, смотрю я Орфея. Мне любезно предоставили возможность скачивать все части и смотреть, как сериал день за днём… Посмотрела уже две серии и нахожусь под большим впечатлением. Мне кажется, что я сижу на берегу Стикса и в бликах его вижу неясные отражения… Множеств Орфеев и множеств Эвридик. Иногда рябь проходит по Стиксу, искажая изображения! Всполохи нашей немного уродливой действительности тоже отражаются в Стиксе: то показ мод, то история музыканта из провинции то... смерть в розовом платье, пошлая, как и любая смерть в любую эпоху. Злая, толстая девка, отнимающая жизнь... О, милый Орфей, спаси Эвридику.
2. Орфей ОрФей, ООООООрфееееееей. ПоСмОтРеЛ-ла я 3 и 4 часть. Ну, да, в общем, я так и представляла себе Царство Аида – жуткие советские панельки и мужик в кокошнике и со множеством грудей... и красавится, ой, красавица в трениках и на лабутенах... и водочка на корточках. И лебеди, лебеди, Ле-бе-ди в про-ти-во-га-зах. По-моему, это шедевр. А дальше прямо круги ада, которые Орфей проходит. То у него тело с головой потерялись, то ещё какая-то фигня. Эвридика... А так ли она идеальна? Может быть, она стерва, пытающаяся отравить ни в чём не повинное животное? А что если она шлюха, спящая со всем, что движется? Тогда... зачем нестись в Царство Аида, спасать её? О, сомнения!!! МнЕ ли Их Не ЗнАтЬ
3. Так кто же такая Эвридика? Пятая и шестая части «Орфических игр», мне кажется, посвящены исследованию этого вопроса. Эвридика многолика, как, впрочем, и все женщины. Но как же, как же она всё-таки погибла? Была ли она отравлена кусочком сахара, предназначенным для невинного Коняжки или же её раздавил автобус? Мы не знаем.
   Но это не важно. Важен только первый день их с Орфеем встречи. Первая их ночь. Какая ты, Эв ри ди кааааа....
   С горы сходит лавина, и в мозгу раскатами колокольчика звенят слова песни – «У ней такая маленькая грудь...»
   И вечно путающийся в Эвридиках Орфей сидит, снова потеряв голову.
4. Орфей 7 и 8…
   У меня температура зашкаливает за 38. Люди, Борис Юрьевич, скажите мне, что Эвридика не такая! А то я расплачусь!
5. ОРФЕЙ 9-10... 
   Хоть Борис Юрьевич и говорит мне – "Смотри дальше!" – что, видимо, означает – Не делай поспешных выводов! – я, однако, не могу не поделиться с вами промежуточными впечатлениями, потому что они очень ярки.

На самом деле, краткость не всегда является сестрой всех талантов. Борис Юрьевич положил две пьесы про Орфея и Эвридику под очень мощный микроскоп и увидел там огромные миры атомов, миры, столь не похожие на целое, которое они составляют. Но не будем спешить и попробуем проанализировать 9 и 10 части.
После почти физиологического шока 8 части, части, где показана бешеная паучья страсть, животность отношений мужчины и женщины или мужчин и женщины, или мужчины и женщин, после крика – Эвридика не такая! – мы входим в роботизированную 9 часть, и опять появляется этот отвратительный Дюлак, который продолжает убеждать Орфея, что Эвридика именно такая, что она ничего больше, чем – бабёнка – что – на самом деле, все бабы ду… – не очень умные. И он, конечно, венец творения, потому что он-то лучше этих тёть Тань, которых он походя шлёпает по попке… (Убила бы! насмерть сковородкой!)
И вот опять маршируют роботы смерти, и опять автобус сталкивается с цистерной, и Эвридика лишь одна погибает, и после её отдают Орфею, с условием, чтобы он на неё не смотрел до утра.
И вот наступает 10 часть. Она очень красивая. Другие Орфей и Эвридика... Сцена с письмом от вакханки Агланики, Эвридика умирает, почему-то лизнув конверт – чтобы его открыть или запечатать? Она умирает и превращается в алебастровую статую. Актриса, играющая её, снимает платье. Её нагота чиста, ничего непристойного в ней нет. Мы понимаем. Она не такая. 
Её тело убирают цветами, фольгой и фруктами. А на переднем плане красивая индийская девушка танцует свой танец.

6. Орфей 11–12... 
   Вчера днём я услышала обрывок радиопередачи о том, как первобытные люди боялись воскрешения. Из-за этого они ломали покойникам кости, привязывали к гробу, сжигали, клали покойника на живот, только бы тот не встал. Этот обрывок передачи помог мне найти ключ к пониманию начала одиннадцатой части «Орфических Игр». Помните, мы остановились на алебастровой статуе, убранной цветами и фруктами? Так вот теперь рядом с этой статуей появилась тёмная, как зомби фигура безумной девушки. И мне пришла в голову мысль: с чего мы, собственно, взяли, что воскресшие люди выглядят, как ангелы? Ведь за время смерти мозга с ними могло произойти всё, что угодно. Они могли сойти с ума, например. И странная эта безумица показывает нам это в полной мере. Статуя же сидит среди фруктов, отрешённая – в своей наготе. А безумица ведёт свой бесконечный танец. А дальше начинается очень девочковая история. История эта, надо вам сказать, типично нашенская – рязанско-саратовская, русская. С кошачьей ревностью, боями и мазохизмом. Отдельный лайк роботу, который, бедняга, безуспешно пытался запикивать мат в песне Шнура. А Эвридика ушла к Аиду, потому что он больше зарабатывает и покупает ей бриллиантовые колечки. Никогда не понимала я, что такого притягательного в бриллиантах и шубах. Ну, неправильная я женщина! Ох!
   Итак, наступает двенадцатая часть. Она жутко хулиганская, бандитская, но красивая. Я скажу лишь одно… Лошадь сказала: «Жена Орфея Преодолеет Аид!»
7. Орфей 13 и 14…
   Эти две части очень сильно затронули меня. Образы настолько ярки, что приходят мне в голову всё время. Вот Эвридика с обнажёнными нервами, говорит и говорит о последнем своём письме к Орфею. Я почти физически ощущаю эти нервы, эту боль. Потом на сцену выходит женщина-режиссёр. Режиссёр-паучиха, режиссёр-манипуляторша. У неё все актёры мммммрут как мухххи. Эта женщина-режиссёр полная противоположность Борису Юрьевичу. Она всё, что он не...
   Отстранённая, холодная, концептуальная слишком. Я-то знаю нашего Бориса Юрьевича больше 20 лет, и поверьте, я б не обожала его так, если бы он не был добрым и тёплым человеком. У этой женщины-режиссёра нарушена жизнетворческая деятельность. У неё нет солнца внутри. Нет светлой души! И потому то действие, которое происходит за её спиной, не имеет никакого смысла. А может, мне так кажется. Но от её присутствия даже Орфея парализовало. Вот паучиха! Естественно, я разделяю актрису и персонаж. Про актёров я хотела бы написать отдельный пост.
   Четырнадцатая часть совсем иного свойства. Она уносит нас в будущее, где все роботы. Орфей едет на поезде в 2046 год. Да, он находит и оживляет там Эвридику, но она превращается в глупого робота Машу, который готовит ему винегрет. Он уходит в даль с небоскрёбами.
8. Орфей 15 и 16...
   Я настолько увлечена этим спектаклем, что сегодня мне приснился Стикс. Ярко синий Стикс, по которому почему-то шли волны, как по морю. Бесконечный Стикс! Но вернёмся к моему повествованию. Пятнадцатая часть вызвала во мне трогательные чувства. Очень щемящие. Когда я плохо говорю, мой папа всегда говорит: Ну, рожай ты уже свои слова! Я никогда не понимала, как это – рожать слова... А теперь я воочию это увидела. Волшебная лошадь Орфея родила жеребёнка-слово Мерси.
   И опять Эвридика бьёт стекло, чтобы пришёл стекольщик, но прежде сладкоголосый робот поёт им с Орфеем свою тягучую, как мёд, песню. Златокудрая, голубоглазая Эвридика в розовом костюме не отпускает Орфея, пока не приходит стекольщик, к которому тот дико ревнует. 
   А в это время строгая дама поведала нам о Культе Солнца и Луны. Орфей не принадлежит ни к одному из них. Потом меняется картина, и мы замечаем парня, который прямо при нас начинает переодеваться, сидя у трюмо. Почему-то парень кажется мне невероятно трогательным. Он раздевается догола, завивает свои длинные рыжие волосы в девичью причёску, надевает платье, и в этом становится милой, тихой девушкой... хоть и с бородой. А на переднем плане две женщины читают монолог о гламурной девушке, курят. На столе рассыпаны луковицы. Тихонечка подходит к столу и начинает чистить и резать лук. Господи, ну, почему мне так её жалко? До комка в горле, до слёз. А тем временем, дамы уходят, оставляя Тихонечку одну резать лук. Занавес закрывается, и кто-то уводит грустную Тихонечку от недорезанного лука. Шестнадцатая часть была короткая, но по делу. Из реального мира со всеми его вкусными вещами, с пюре со шкварками, с котлетками, тортами, компотами и мороженным девушка попадает в загробный мир. Она садится в такси, где радио говорит о падении рубля. А таксист оказывается Хароном, – «Девушка, я не могу остановиться, Вы умерли».
9. Орфей 17 и 18...
   Мне ужасно трудно писать о семнадцатой серии, потому что всё моё существо потрясено до глубин серией восемнадцатой. Пожалуй, ничего сильнее этой серии, а вернее, заключительного момента, я не видела, ни у Бориса Юрьевича, ни вообще.
   Однако, я должна написать о семнадцатой серии, где Орфей и Эвридика, стоя посреди ресторана, разыгрывают сцену о том, что ведь они могли и не встретиться. А потом в ресторан приходит вдрызг пьяная особа, начинает, петь, плакать и просить, чтоб её забрали отсюда... Кто-то её забирает. Ну и бог с ней...
   И опять Орфей говорит с уже ожившей Эвридикой, и опять не выдерживает и смотрит на неё.
   А теперь пришло время рассказать, что же такого невероятного случилось в восемнадцатой серии. От чего я дрожу от потрясения вот уже полчаса? Итак, эта серия о поэте. Вернее, не так... Эта серия о Поэте! Да, именно так. С большой буквы. О Поэте, который ещё и хулиган, который творит, что хочет, как хочет и чем хочет. Хотя бы и средним пальцем руки. Ведь именно сей жест, изваянный в камне в количестве двух штук бросается нам в глаза в первую очередь. Но потом этот жест начисто ускользает от внимания потому что мы наконец узнаём, что же там случилось, когда Агланика отравила одну Эвридику письмом (в одной пьесе письмо должно было быть запечатываемым, в другом распечатываемым – их поменяли местами?), а Орфей смотрит на другую Эвридику... Итак, Орфей умирает. Дознаватель допрашивает поющего стекольщика Артебиса. Тот пропевает, что тело-о-о-о растащено и обезглавлено вакханками, но это не так, ибо вакханки не убивали его, а увидели, истекающего кровью. Артебис прекрасен... Он похож почему-то на Алёшу Карамазова. Он стоит на фоне луны и поёт про бюст Орфея, который там же где-то валяется под ногами. Бюст, зацелованный вакханками, которые пришли выразить протест Орфею. Дальше – мы переносимся назад во времени. Один Артебис испаряется, появляется другой. Он отдаёт Орфею письмо, в котором сообщается, что он не прошёл конкурс поэтов, ибо его поэтическая строчка – «Жена Орфея Преодолеет Аид» – рождает непристойное слово. Орфей расстроен. Его горе усугубляется ещё и тем, что посмотрел на Эвридику, и она умерла снова. О, горе Поэту. И вот тут-то начинается последняя сцена. Человек выходит на середину сцены и начинает читать пушкинское – Я памятник себе воздвиг нерукотворный. А злобные вакханки забрасывают его всего едой, поливают кетчупом и Кока-колой, пиццами, макаронами, хлопьями и мукой, его голос становится всё тише, тише, он падает под громкую музыку и его бездыханного уносят в пакете со сцены.
10. Орфей 19...
    Вчера я проснулась с ощущением, что я всё на свете перепутала. Вот в Электротеатре есть «Школа современного зрителя и слушателя». Так вот, дорогие зрители, прежде чем смотреть спектакль «Орфические Игры», потрудитесь прочесть две пьесы – Кокто «Орфей» и Ануя «Эвридика» – а то вы запутаетесь, как запуталась я. 
    Я совершенно забыла, что Аглоника послала конверт Эвридике, в котором та должна была передать ответ через Артебиса. Вот такое дополнение к 18 серии. А теперь позвольте мне перейти к 19 серии нашего увлекательного и такого необычного сериала-спектакля.
    19 серия о войне и о маме. Реальность и страх ворвались в этот непостижимо запутанный мир Орфея и Эвридики. Эвридика в вышиванке, рядом с ней нищий, отец Орфея. Рядом розовая Свинюшка, а чуть поодаль Снегурочка с синими губами и кто-то буддийский. А над всеми ними Московская Война двадцать восьмого года. Вы о ней не слышали? Так послушайте. Послушайте и сделайте всё, чтобы ваши дети этого не пережили. На большом экране появляется девушка. Она рассказывает, как в бомбежке театра ранили её мать, и как потом разбомбили их дом, и как медленно спивалось и деградировало всё вокруг, как пила мать, как она сама жила на вокзале и её лапали мужики-пьянчуги, как потом ей пришлось хоронить мать, видно, убитую. А на экране появлялись весёлые личики детишек, не знающих своей судьбы... Но вот мы возвращаемся к истории. И Эвридика спорит со своей матерью-тигрицей, а Снегурочка подаёт им сахар, кофе и пепперминт. На экране мелькают люди на вокзале, и вдруг бедная Свинюшка узнает в одной из женщин, проходящих мимо на видео, свою маму.
    – Мама, мама, мамулечка-а-а, – кричит бедняжка каждый раз, когда женщина проходит. Но никто ей не отвечает. Понурая, она всякий раз возвращается на место. А что же Орфей? Он на этот раз так молод. Говорит со своим отцом про гроши. А потом встречает ЭВРИДИКУ.
11. Орфей 20 и 21...
    Прежде, чем я расскажу о 20 и 21 сериях Орфея, позвольте мне сказать ещё о 19-й. Я должна упомянуть о матери-тигрице, которая вместе со своим любовником слушала сладкоголосого Соловушку с голубыми глазами и тёмными волосами. Как же он был похож на классического Орфея! Но ему приходится прикрывать рот рукой, ибо его голос слишком красив для современного мира.
    Итак, в 20-й серии Эвридика окончательно обрусела, а Орфей из скрипача превратился в барабанщика. Они едут... в Липецк, а из Липецка на мою родину, в Ростов. Дюлак в этой серии превращается в привокзального пьянчугу, а Смерть в бородатую женщину или в мужчину с макияжем. Посреди сцены лежит Мать-сыра-Земля с воткнутой в неё лопатой, на экране мелькают наши грустные дали. Смерть пьёт пепперминт с пьянчугами, которые ведут бессмысленные пьяные, русские разговоры. Орфей и Эвридика говорят, что нужно купить фруктов, Смерть лениво следит за ними. И вот Орфей стреляет в Эвридику, которая ушла... она падает. Появляются три матершинницы, девки-подзаборки. Они говорят, что Эвридика шалава и стаскивают с неё туфли. Девки-подзаборки, наши чёткие гопницы удирают с туфлями, пока не отобрал дядька полицейский. У Эвридики в руке зажато письмо. Полицейский забирает письмо, а тело отдаёт в руки Смерти. Полицейский читает письмо пьянчугам, а те, настолько пьяные, что ни черта не понимают, и смеются, смеются. Дюлак в трениках ещё более отвратителен, чем французский. Орфей говорит с Матерью-сырой-Землёй. Наконец, Смерти это всё надоело, и она отдала Эвридику, а потом спел или спела песТню. 
    21 серия – это чистейший Достоевский, пожененный с Сорокиным. Основной текст превращается в фон, в ритуальное заклинание, которое проговаривается быстро-быстро, как молитва. А на этом фоне маньяк Орфей мучает разных женщин, весь в крови, он совершает убийство за убийством, он посылает на смерть любящую его Настеньку, а потом съедает сырую печень. 
    Весь в крови, весь в крови, весь в крови... а рядом топор Раскольникова. И бесконечные девушки.
12. Орфей 22 и 23...
    Двадцать вторая серия была почти пантомимой. Мрачное царство Аида оглашалось криками фурий и других потусторонних существ. Они впивались друг в друга серебряными когтями и изливали в мир свою злобу. Серые, землистые, они казались почти безжизненными и бесцветными на фоне снежных глыб. И вдруг прилетели два хищника, не то змеи, не то кошки, не то птицы диковинные. Она – в красном прозрачном платье, он – в золотом костюме... Когда-то он был Тихонечкой, режущей лук, потом Артебисом, Смертью, – теперь он любовник матери Эвридики. Он кружит её в танце. Но танец заканчивается, и на сцену выезжает лебедь, а в лебеде – женщина, о которой я ещё не писала, но, пение которой всегда меня завораживает. Она как Оракул, её мерцающее пение многозначно, туманно и потусторонне. Она Вестник Смерти! Лебедь медленно уезжает. А на сцене появляется Орфей. Он курит электронную сигарету, а молчаливая Эвридика протягивает ему чемоданчик. Чемоданчик полон пластиковых стаканчиков. Стаканчики пластиковые, но кажется, что они стеклянные... Когда Орфей их мнёт, кажется, что он ранит руки. Босая Эвридика бродит по прозрачному полу, как по небу, а блестяшки стаканчиков – как звёзды... Потом кто-то укладывает её на простыню, даёт ей флейту... она грустно играет, лёжа. А существо медленно тащит её по сцене на простыне. Потом она встаёт, и оказывается вся в крови.
    Двадцать третья серия сделана как ТВ-шоу. По своей структуре эта серия напомнила мне спектакль Инны Дулерайн «Песни Пца», но основанный на сугубо российских реалиях. Вполне узнаваемый персонаж из вполне узнаваемой программы, которую, к слову, я никогда не смотрю, рассказывает историю Орфея-музыканта, который приехал на гастроли в Екатеринбург и влюбился в Эвридику-журналистку. А когда та погибла в самолёте, упавшем с высоты 50 метров, обратился к шарлатану, который ввёл его в состояние клинической смерти... но обманул и привёл в программу, в тут, в ничто.
    Ведущий унижает всех присутствующих, кроме Дюлака – руководителя телекомпании, где работала Эвридика. Нет, Орфей не может видеть её. Всё обман, фальшь... Голос Оракула мерцает, а ледяные глыбы сдвигаются, поглощая молодого Орфея.
13. ОРФЕЙ 24 и 25...
    Скажу честно, я испытывала сложные чувства от Эвридики из двадцать четвёртой серии. Очень уж она кислотная, завсегдатая баров, вечеринок, танцполов... огрубляющая всё вокруг. Возникает очень интересный диссонанс. Нежная сцена превращается в неистовый танец двух людей, проживших бурную жизнь, но не повзрослевших. А потом начинается баловство. Сперва академическая строгая дама рассказывает о Жане Ануе и всяких классических хитростях, а потом в сцену врываются робот с подносом, шепелявый морячок и девушка в соломенной шляпке и начинают хулиганить. Морячок поёт девушке страстную песенку про любовь, но так как он очень шепелявит, девушка удивлённо хлопает глазками. А в глубине сцены висит ружьё. Только оно совсем не висит, а лежит на ледяной глыбе в тряпичку завёрнутое. Чует моё сердце, что оно выстрелит. И точно. В сцену врывается ещё один грубиян и требует, чтобы этот грёбанный астрофизик убрал отсюда свою столь же грёбанную задницу. Ну вот. Так всегда! Чуть что, сразу астрофизическая задница виновата! Этак у нас совсем не останется астрофизиков. Что ж нам тогда делать-то? Морячок стреляет в грубияна. Тот падает и оказывается... портье, с усами. Вдруг на сцене появляется седой, длинноволосый человек с гитарой – Сынок, – зовёт он.
    – Да, папа... Я играю для себя, папа. – отвечает Орфей, играющий в карты со строгой дамой и роботом.
    В двадцать пятой серии сразу три Эвридики. Одна очень трогательная Эвридика Ивановна с маленьким Сёмочкой на руках. Её Орфеюшка оторвался и улетел в космос, как воздушный шарик. Она ждёт его, машет платочком, а маленький Семён Орфеич улыбается ему беззубым ротиком. Вторую Эвридику муж накормил навозом. Лучше б сала ей дал, если это так калла-САЛЬНА.
    Третья Эвридика почти безумна, освещенная светом из Книги Смерти... Она вырывается от Орфея, но не может. Слишком крепко он её держит. Потом появляется Оракул. Грустные белые лебеди внимают её пению.
14. Орфей 26 и 27...
    Ах, бедный, бедный Орфей! Всю первую часть двадцать шестой серии он лежит в полубеспамятстве потерянной любви. Мне хорошо известно это состояние. Будто жизнь уходит из твоего тела, и ты одновременно кажешься себе тяжёлым и пустым, как бочка! Так лежит Орфей на ледяной глыбе. А его вечно голодный папаша, выведенный господином Смертью из глубокой комы, пытается разбудить его. Глубоко затягиваясь электронной сигаретой, он кричит о всяких вкусных вещах, о женщинах. Глаза Смерти расширяются и становятся как плошки, два круглых горящих шара. Папаша кричит, становится красным, но Орфей лежит, поражённый горем. Смерть насильно поднимает его, и вливает яд в его уши. Смерть говорит, что любовь не живёт долго, и, что лучше горевать по погибшей Эвридике, чем считать её и свои измены. Смерть цинична, но в минуты слабости нам кажется, что она права. Господин Смерть убивает папашу, который кричит, что жизнь великолепна, а сам превращается в Орфея. Потом сцена меняется. Мы видим целый выводок Эвридик из разных сцен. Эвридика из сцены встречи с Орфеем пристаёт к парню, который сидит в зале ожидания аэропорта, хочет спать и не знает, как отделаться от неё. Потом появляется мамаша Эвридики со своим любовником и с ними другая Эвридика. Мамаша смесь грубости, разврата и подростковой легкомысленности, болтает со своим котиком на языке подмосковной помойки. И над всем этим на одной ноте звучит механический голос – Не фони-и-и!.. 
    – А я буду с вами несчастна? – обращается приставучая Эвридика из сцены встречи к любовнику матери из другой сцены.
    – Нет. Девушка, вы только не нервничайте... Вот так. Вот так – говорит с ней любовник, как с ненормальной.
    Из простыни на ледяной глыбе появляется весьма озадаченная физиономия папаши. Он ожил.
    Смерть из двадцать седьмой серии похожа на Родину-Мать, которая зовёт. Её лицо перепачкано кровью, и оно страшно и прекрасно одновременно. Голубоглазый рыжик в шапочке играет на аккордеоне... Потом на его месте появляется фавн и лошадь. Кобыла заигрывает с фавном, а тот прямо истекает маслом. А Смерть готовит свои страшные инструменты. Вокруг девушки, сидящие на зелёных шарах, играют на диковинных инструментах, которые представляют собой помесь магазинной тележки, тромбона и самогонного аппарата. Кобыла приглянулась одному из помощников Смерти, и тот уводит её от фавна. Фавн плачет. Посредине всего этого с ангельским видом стоит девочка Эвридика и гоняет по полу машинку с радиоуправлением. Нет, она никогда не умрёт.
15. Орфей 28 и 29... 
    Двадцать восьмая серия была очень пластичной, строгой и холодной. Сначала равнодушно усталый голос Эвридики, читающей своё письмо к Орфею, написанное в Тулонском автобусе. И одновременно, как перевод, страстные движения девушки-души, будто отлетевшей от неё. На девушке прозрачное платье, её трепещущее тело видно под ним. Тишина. Только голос и шелест платья. Но письмо заканчивается и фигурки берутся за руки и исчезают. В проёме между льдинами появляется первая пара Орфея и Эвридики. Они переплетаются между собой как деревья в порыве первой встречи, но слышится голос Оракула. Оракул проходит между ними, и они немеют, и лишь их тела переплетаются вновь и вновь. Голос Оракула мерцает, разбиваясь брызгами Стикса. Пара будто тает в воздухе. А на сцене появляется Орфей из другой сцены, он подходит к сидящему на льдине Оракулу и утыкается ему головой в ноги, чтобы не видеть Эвридику. Оракул обнимает его за плечи. А Эвридика! О, как она сияющие красива, эта Эвридика. Она вся в золоте? Нет, у неё просто золотые волосы, разметанные по плечам. Да, ей было холодно. Ужасно. Ужасно холодно, и да, она не может рассказать ему всего. Она молит его лишь об одном. Дать ей руку... но он не даёт руки, он будто не верит, усмехается над ней. Он будто слепой, щурится на свет. И вдруг, тень женщины, как из потустороннего мира, она рассказывает, что кто-то заставлял голых женщин приседать, маршируя по краю бассейна, а тех, кто не мог, пристреливал... Это как страшный сон. Мгновение – и его нет. А бедная златовласка умоляет Орфея не смотреть на неё, прячась за призрак. Глаза Орфея становятся остекленевшими.
    Двадцать девятая серия, вы не поверите, переносит нас в советское кафе. Там под песенки из фильмов про Шурика, развесёлый отец Орфея распивает коньяк со Смертью. На льдинах стоят столики и стулья, а между льдин, с подносом на спине изредка проезжает фантастическое животное – Лебедемишка, помесь лебедя и белого медведя. Чуть пьяный (а может быть, и не чуть) отец уговаривает своего сына забыть своё горе… забить. Поехать в ресторан «Краснодар», съесть устриц (ага, устрицы в СССР!). А что же Орфей? Он отрешён. Он сидит на соседней льдине… и ему всё равно. Он слушает слова отца и слова Смерти, с тою же миной, как и певцов кафе. Бравада и жизнелюбие отца не касаются его больше. А отец... о, он великолепен в своём нелепом свитере с рисунком. Он пускается в пляс с певцами, выпивает и бурлит жизнью. А Орфей обречён.
16. Орфей 30 и 31...
    Что ж, от тридцатой серии у меня остался привкус винограда и крови. Ах, эта мадам Эвридика! Маленькая, хрупкая женщина с волосами цвета спелой черешни. Опять она ревнует своего бородатого и лысого Орфея к лошади... Может, ей просто скучно в деревне после блестящего общества вакханок? Некоторые мужчины бывают невыносимо настойчивыми в запихивании своих жён в самые невероятные задницы мира.
    Сначала это мило, экзотично, оригинально, но потом ведь человеческая природа берёт своё. И жена начинает скучать и бить стекло, чтобы пришёл хорошенький стекольщик. Итак, Эвридика тоскует. Танцует с Артебисом, бранится с мужем, лошадью и ест яблоко... Но Артебис странен сегодня, он прячет за пазухой большую золотую пушку. В какой-то момент Эвридика превращается в бунтарку в балаклаве, и Артебис стреляет в неё. Она не умирает, просто они все погружаются на дно Стикса, где поёт рыжая сирена в тренировочном костюме. Ой, а при чём тут виноград? Ах, да. На огромном столе стояла ваза с виноградом.
    Сегодня ко мне в друзья на Фейсбуке постучалась Эвридика из тридцать первой серии. Это была самая искренняя Эвридика, на мой взгляд. Но сначала Эвридика нервная, они с Орфеем орут друг на друга, а океан их одеял вздымается, рождая дисгармоничные фигуры, и даже Соловушка не поёт, а кричит. Всё в истерике, всё вздымается. Потом под стрекот печатных машинок появляются грустные, безвольные белые фигуры... они бормочут обречённое письмо Эвридики. И вдруг на сцене появляются Бог и Богиня, а с ними два абсолютных солнышка! Боги говорят какие-то свои божественные вещи... А солнышки, будто две куколки лежат неподвижно... босые. Потом Бог в серебряном костюме касается лба Орфея-солнышка, и он оживает. Эвридика-солнышко оживает тоже, и они вновь и вновь проигрывают сцену, а что же было бы если бы они не встретились... Огромные голубые глаза Эвридики наполнены слезами. Это настоящие слёзы... живые. Орфей нежно обнимает её. Увы, в стену врывается робот коридорный, а затем другой робот читает вслух письмо Дюлака, Эвридика падает, и пытается уползти, как маленькое животное. Робот перешагивает её. А Бог опять будит Орфея и тот говорит, как он голоден... Эвридика элегантно завязывает поясок на плаще, и уходит за продуктами.
17. Орфей 32 и 33. Great finale! 
    Ну, вот я и закончила это захватывающее, прекрасное, жуткое, величественное путешествие, длившееся для меня целых тридцать три дня. И прежде чем поблагодарить всех и попрощаться до новых встреч, мне нужно рассказать, что же я увидела в 32 и 33 серии.
    Тридцать вторая серия была тёмной и сумрачной. На берегах Стикса сидело чудище-юдище, не то Вий с крыльями, не то Аид. Ах, нет, постойте-ка, это же коридорный, с длинными рыжими усами. Эвридика танцует с манекеном, с которого в процессе падают штаны. Ох, уж эти мужчины! Вечно у них случается какой-нибудь конфуз, и приходится на глазах у публики заминать неловкость. Наконец Эвридика укладывает своего ухажёра спать и идёт к Стиксу. Садится и как-то очень просто и правильно начинает читать своё письмо к Орфею, а чудище-юдище, будто спит, но на его веках нарисованы глаза, и вдруг он открывает глаза, и мы видим пустые чёрные зрачки. А рядом чудищем сидит Орфей, его волосы забраны в два рожка, как у молодого козлика. Он молчит. Чудище встаёт, но взлететь оно не может, оно запуталось в усах. – Мсье, звонил! – загробным голосом говорит чудище и Эвридика. Не умирает.
    Тридцать третья серия оказалась вполне самостоятельной оперой, удивительно красивой. Белые сгорбленные фигурки, женщины в серых платьицах, всё-всё превратилось в музыку.